- Преосвященный Епископ Феофан, возлюбленный о Господе брат! Восемь
лет тому назад, вручая тебе, тогда новопоставленному архимандриту, посох,
я говорил тебе: "Неси возложенное на тебя послушание с кротостью и терпением,
ища не своего личного блага, а блага вверенных тебе питомцев общей нам
матери-академии". Ныне, в торжественный для тебя день архиерейской хиротонии,
волею Божией, я призываюсь вручить тебе новый посох - жезл архиерейский
как знак твоих новых святительских полномочий, твоего нового святительского
служения в Церкви Христовой. Вместе со всеми архипастырями, рукоположившими
тебя ныне в сан Епископа, приветствую тебя, новорукоположенного Архиерея,
и мысленно молюсь, да сотворит тебя Господь делателя на ниве Своей непостыдна,
право правяща слово Христовой Истины. Своих учеников Господь научил уразумевать,
что Он в Себе Самом даровал им радость и жизнь, которых отнять от них никто
не может. И эта даруемая Господом жизнь - не та обыкновенная жизнь, о которой
мы все так много думаем и говорим. Помышления человеческие - не то, что
разум Господень. Умершие, по-нашему, для Господа могут быть живы, и, наоборот,
живые, по-нашему, для Господа могут быть как мертвецы.
"Я есмь воскресение и жизнь", - говорил Господь Марфе, сестре Лазаря.
"Аз есмь лоза, а вы - ветви", - говорил Он ученикам Своим, а в лице их
и всем нам, в Него верующим. Привившись верою к этой Живоносной Лозе, мы
тогда только и истинно живы и плод творить можем. Это жизнь внутренняя,
духовно органическая, которая незрима, а чувствуется и сознается только
теми, кто ею живет, и может быть созерцаема не внешним, а только внутренним
зрением. "Еще мало, - говорит Господь, - и мир к тому не увидит Мене, вы
же увидите Мя, яко Аз живу, и вы живи будете" (Ин. 14, 19).
Тебе, брат возлюбленный, ведома эта жизнь во Христе и со Христом. В
твоем слове при наречении во Епископа ты исповедал пред сонмом святителей,
что во Христе твоя жизнь, твой свет, твоя радость. В сей жизни пребывай,
в сей радости преуспевай. Благодать Божия, в архиерейском рукоположении
на тебя сошедшая, да укрепит тебя в сей жизни и да утвердит и да сотворит
тебя в живом общении со Христом, приносяща плод мног. С молитвою тебе братски
во Христе сего желаю. Помоги тебе Господь добре упасти паству твою, да
изведет из нея Господь делатели на жатву Свою, о которой говорит, что она
- многа, а делателей мало.
Вручая тебе этот новый жезл, я повторяю сказанное тебе восемь лет тому
назад: «Неси это новое возложенное на тебя послушание с кротостью и терпением,
ища не своего личного блага, а блага вверенных тебе питомцев общей нам
матери-академии.»
Прими же из рук моих новый тебе жезл, жезл архиерейский, и да управит
Господь путь пастырского твоего делания во спасение твое и твоей паствы
во славу Церкви Своей Святой!
И действительно, Владыка Феофан не только с великой "кротостью и терпением",
но и с духовным мужеством и непреклонной архиерейской твердостью нес возложенное
на него Святой Церковью послушание, и не только в Академии, но и до последнего
дня своей многострадальной жизни.
Нет никакого сомнения, что профессор по кафедре Древней истории
христианской Церкви, Василий Васильевич Болотов, был, безусловно, самым
выдающимся профессором и ученым С.-Петербургской Духовной Академии. По
дару от Господа он владел очень многими языками, не только новыми, но и
древними и притом изучил их самостоятельно и в кратчайший срок. Он всех
удивлял и поражал своими знаниями, ничего общего не имевшими с его профессорской
специальностью, например, в высшей математике или в астрономии. А что касается
своей специальности, то масштаб знаний можно понять из следующего примера.
Один путешественник, востоковед, посетивший с научной целью древнейшую
христианскую страну Абиссинию, по возвращении в Россию, хотел поделиться
своими впечатлениями и научными сведениями с профессором Болотовым. Профессор,
как глубоко религиозный и церковный человек, регулярно бывал на богослужении
в храме. Об этом узнал путешественник и ожидал его в воскресный день у
храма. Когда профессор вышел, востоковед представился ему и, сообщив, что
он недавно прибыл из путешествия по Абиссинии, начал ему рассказывать о
том, что он видел там. Но оказалось, что профессор знает обо всем этом
несравнимо шире, чем сам путешественник. Он знал, где и какие археологические
памятники находятся. Знал все памятники письменности на камнях, пергаменте,
папирусе. Знал их содержание, так как прекрасно знал древние языки, и многие
надписи цитировал наизусть.
Сам путешественник признавался Владыке Феофану:
- Я просто онемел от удивления. Ведь профессор Болотов никогда не бывал
в Абиссинии, а знал все археологические подробности местных памятников.
Подумайте только о том, что он цитировал мне многие надписи и сопровождал
все это такими историческим пояснениями, что далекие события оживали во
всех подробностях и вставали с поразительной реальностью, как в пересказе
очевидца... Я быстро превратился только в благодарного и восторженного
слушателя. Мне было страшно неудобно, что я такому человеку хотел рассказать
что-то новое, чего он не знал. А профессор Болотов оказался как бы жителем
тех мест и тех далеких времен. Он знал все в таких мельчайших подробностях,
о которых я и понятия не имел... И мне пришлось во всем откровенно признаться
профессору и просить его извинить меня.
Профессор Василий Васильевич Болотов был сыном сельского псаломщика
и родился 1 января 1854 года. С детских лет он проявлял недюжинные способности
в учении и этим обратил на себя всеобщее внимание. Он окончил с отличием
духовное училище и семинарию. Будучи учеником семинарии, он настолько знал
древнегреческий язык, что составил канон на этом языке святому Василию
Великому, имя которого носил, а случайно попавшая ему в руки грамматика
абиссинского языка, выданная ему по ошибке вместо еврейской грамматики,
привела к тому, что он изучил абиссинский язык. По отзывам учителей семинарии,
Василий Болотов занимал в классе место "выше первого" и настолько, что
надо было пропустить за ним сорок номеров, чтобы поставить следующего ученика
(В. Преображенский. Светлой памяти проф. В.В. Болотова., Рига, 1928).
Поступив в С.-Петербургскую Духовную Академию, он так же сразу привлек
к себе особое внимание Совета профессоров Академии. И когда профессор по
кафедре древней истории Церкви скончался, то Совет Академии вынес решение
не занимать освободившуюся кафедру до окончания курса студентом В.В. Болотовым
- настолько этот студент высоко поставил себя в научном отношении. Решение
это было вынесено в 1878 году. А в 1879 году, всего лишь через несколько
месяцев после окончания курса, он блестяще защитил магистерскую диссертацию
по древней истории Церкви и занял профессорскую кафедру. Диссертация была
посвящена учению Оригена о Святой Троице. Эта тема требовала многосторонних
и глубоких познаний как в богословии, так и в философии. Рецензент, профессор
И.Е. Троицкий, отзывался об этом сочинении как о заслуживающем трех докторских
степеней. За многочисленные последующие труды в этой области он был удостоен
научной степени доктора церковной истории.
Он был членом различных комиссий: по старокатоликам, по вопросу присоединения
сиро-халдеев к православию и проч. И, наконец, он был членом Государственной
Астрономической Комиссии. Перед этой комиссией ставился вопрос о возможностях
реформы календаря. Но когда профессор Болотов прочел свой доклад с привлечением
массы научного материала - астрономического, математического, археологического,
коснулся и древних календарей - вавилонского и других, - комиссия вынесла
решение, что вопрос о реформе календаря научно неразрешим.
Василий Васильевич читал свои лекции чрезвычайно живо и интересно.
Владыка Архиепископ вспоминал первую фразу его лекции по древней истории
Церкви: "Здание истории Христианской Церкви уже построено поколениями ученых,
живших прежде нас. Современного историка можно уподобить тому специалисту,
который простукивает все стены здания и, где обнаружит пустоты, заполняет
их..." Уникальные работы профессора Болотова по истории Церкви сводились
именно к «заполнению пустот». Но он сам проверял все установленные данные
истории по первоисточникам и приходил к независимым, самостоятельным выводам.
И этот блестящий профессор с особым теплом относился к юному студенту
Василию Быстрову. Так, однажды, во время экзаменационной сессии профессор
Болотов вошел в аудиторию, в которой шел экзамен по одному из важных предметов
академического курса. В работе экзаменационной комиссии профессор не участвовал.
В то время как студенты томительно ожидали своей очереди, Василий Васильевич
неожиданно сел рядом со студентом Быстровым. Вполне естественно, студент
смутился. Но профессор своим простым и подчеркнуто дружественным отношением
к нему снял это смущение и не как профессор, а как сокурсник, по-товарищески
заговорил с Василием Дмитриевичем Быстровым:
- Наверное устали?! Я ведь по себе знаю, что экзаменационная сессия
очень утомляет, отнимает много сил. Но вы же как всегда подготовились?
- Да, я усиленно работал. А знаю ли я предмет, об этом я не могу судить,
об этом скажет экзаменационная комиссия.
- Я не сомневаюсь в вашей подготовке. Но это ожидание отнимает много
сил.
И как-то незаметно профессор начал интересоваться его подготовкой к
экзамену. Однако его вопросы не были вопросами профессора к студенту: беседовали
два студента, но разных курсов, старший и младший. Старший спрашивал, но
так, словно желая убедить младшего в его знании. Профессор ни разу не показал
своего превосходства в этом вполне дружеском разговоре.
И каково же было удивление того младшего студента, когда страший -
профессор - вдруг встал и, обращаясь к комиссии, сказал:
- Студент Василий Димитриевич Быстров сдал экзамен по предмету на "отлично"!
Так столь необычная дружеская беседа оказалась экзаменом. По-видимому,
профессор, чтобы подчеркнуть свое доброе к Василию Димитриевичу отношение
и освободить его от волнений, предварительно договорился с комиссией, что
произведет экзамен частным порядком.
Профессор благоволил к юному студенту, видя в нем не только соратника.
Много общего было у профессора со студентом. Оба они выходцы из села, из
простонародья. Первый - сын сельского псаломщика, второй - сын сельского
священника. Оба, несомненно, вымолены молитвами родителей. Оба знали нужду
по личному опыту. Оба проявили незаурядные способности. Оба с блестящими
успехами прошли учение в духовном училище и в семинарии. После этого так
же блестяще закончили высшее образование в одной и той же С.-Петербургской
Духовной Академии. И один, и другой отобраны и оставлены Академическим
Советом в качестве профессорских стипендиатов и магистрантов. И тот, и
другой в год окончания курса начали преподавать в Академии. Болотов в качестве
профессора в возрасте двадцати пяти лет, а Быстров в возрасте двадцати
одного года в качестве доцента. Оба носили одно и то же имя - святого Василия
Великого, усердно молились ему, и он был их покровителем и руководителем.
Все это, безусловно, сближало их, роднило.
К глубочайшему сожалению, профессор Василий Васильевич Болотов скончался
совсем молодым, сорока шести лет, потому что вел строгий, аскетический
образ жизни. Он руководился словами Христа Спасителя: "Обретый душу свою,
погубит ю: а иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю" ("Сберегающий
душу (жизнь) свою потеряет ее: а потерявший душу (жизнь) ради Меня сбережет
ее) (Мф. 10, 39).
И как настоящий ученый, в самый день смерти он успел просмотреть все
новое, что появилось по его научной специальности.
Это была очень тяжелая утрата не только для богословской науки, но
и для Российской Православной Церкви, для всех Православных Церквей и даже
для Российского Государства. Такого ученого, такого Богом дарованного феноменального
полиглота Владыка Феофан больше не встречал. Он знал не менее двадцати
языков, древних и новых: греческий, латинский, древнееврейский, сирский
и ассировавилонские клинописи, арабский, абиссинский (богослужебный - геез
и разговорный - ахмарский), коптский (и древнеегипетские иероглифы), армянский,
персидский (клинопись, зенд и новоперсидский), санскрит, немецкий, французский,
английский, итальянский, голландский, датский, норвежский, португальский,
готский, кельтский, турецкий, финский, мадьярский. Все эти языки Василий
Васильевич Болотов использовал для своих научных изысканий.
Глава Российского Государства, Государь Император Николай II, выразил
от своего лица и всей Августейшей Семьи глубочайшее соболезнование по поводу
смерти его, назвав профессора Василия Васильевича Болотова "несравненным".
Владыка Архиепископ Феофан с такой любовью, с таким теплом всегда говорил
об этом действительно несравнимом ученом и профессоре. По его отзыву, Василий
Васильевич Болотов не только редчайший ученый, но и настоящий самоотверженный
подвижник науки, монах и аскет на академической кафедре.
Причиной его безвременной кончины явилось хроническое воспаление почек
(нефрит), осложненное геморроидальным страданием, болезнями печени и сердца.
Господь послал ему праведную кончину. За три часа до смерти он произнес
знаменательные слова:
- Как прекрасны предсмертные минуты!
Спустя час он, умирая, сказал:
- Иду ко Христу... Христос идет...
За четверть часа до кончины он перестал говорить и, засыпая, безо всякой
агонии, сложил руки на груди и, закрыв глаза, как бы уснул.
За десять минут до смерти вошел священник и, коленопреклоненный, прочел
отходную молитву. Кончина случилась в семь часов вечера, во время всенощного
бдения под Великий четверг Страстной седмицы, 5 апреля 1900г.
Зная пророчества святых о наступлении в скором будущем грозных событий,
он при жизни повторял: "Нет, я не жилец двадцатого века!"
Из других профессоров выделялся и профессор Александр Павлович Лопухин.
Он учился в С.-Петербургской Духовной Академии одновременно с Василием
Васильевичем Болотовым. По окончании Академии он около трех лет провел
в Северной Америке на миссионерской работе и был известен своими трудами
в качестве миссионера. Будучи профессором, Александр Павлович занимал в
разное время различные кафедры и выпустил много научных трудов по различным
дисциплинам, начиная с апологетики и кончая толкованием Св. Писания Ветхого
и Нового Завета. Кроме того, он издал фундаментальный труд по Библейской
истории Ветхого Завета и множество работ по различным отраслям богословской
науки. Он положил начало изданию творений святого Иоанна Златоуста в русском
переводе при С.-Петербургской Духовной Академии.
Профессор А.П. Лопухин имел непосредственное отношение к Владыке Феофану,
в ту пору иеромонаху и архимандриту, доценту по кафедре Библейской истории,
занимаемой самим профессором. Профессору очень хотелось оставить его продолжателем
своего дела, и он завещал ему посмертно свою многотысячную библиотеку.
Но Господь судил иное.
Владыка Архиепископ рассказывал, что среди профессоров был один, по
кафедре старообрядческого раскола в Русской Церкви. Обычная форма его лекций
- художественный диалог. Студенты заслушивались его лекциями и многократно
награждали его бурными аплодисментами.
Из более молодых профессоров Архиепископ вспоминал заслуженного профессора
(это официальный титул профессора) и доктора по кафедре Св. Писания Нового
Завета - Николая Никаноровича Глубоковского (родился в 1867г. и скончался
в конце 30-х годов в Болгарии, где был профессором Богословского факультета
Софийского университета). Профессор был человеком феноменальной памяти.
Он знал все Писание Нового Завета на языке подлинника, на греческом языке
(кэни диалектос) и соответственно на церковнославянском и русском языках.
Владыка Архиепископ рассказывал случай, когда этот профессор прочел
двухчасовую лекцию в совершенно пустой аудитории. Случилось это так. Николай
Никанорович имел обыкновение входить в аудиторию с закрытыми глазами и
проводить лекцию не открывая глаз. Этот прием, очевидно, был подсказан
тем соображением, чтобы быть сосредоточенным на материи предстоящей лекции,
с постоянным цитированием на греческом языке. И вот однажды, как говорят,
он вошел по ошибке не в ту аудиторию, в которой ждали его студенты, а в
пустую, в которой никого не было. И так как он читал лекцию, не открывая
глаз, то и провел два часа кряду, не заметив отсутствия слушателей. И только
по окончании второго часа своей лекции, когда он все-таки открыл глаза,
то был поражен, что в аудитории никого нет. Рассказывая все это, Владыка
Архиепископ закончил такими словами: "Так - говорят, но возможно, что это
и анекдот".
Отличительной особенностью этого профессора было то, что он использовал
множество иностранных слов, главным образом греческих, затрудняющих восприятие
лекций, почему известный публицист и философ Василий Васильевич Розанов
и опубликовал статью под таким характерным названием "Перевод трудов профессора
Н.Н. Глубоковского на русский язык". В этом был явный намек на то, что
хотя тот читает лекции по-русски, но чтобы его понять, надо переводить
его речь с иностранных языков.